С перекошенным от злости ртом я разорвал листок на мелкие кусочки. «Долг». Я все еще оставался у Хамбера в его рабовладельческом государстве отнюдь не из чувства долга. Во-первых, из-за ослиного упрямства мне хотелось закончить начатое, а во-вторых, я действительно был бы рад вырвать английский стипль-чез из цепких лап Эдамса — это я совсем не для красного словца. А долг... Будь дело только в долге, я бы давно выплатил Октоберу его деньги и сделал ему ручкой.
Наверное, он еще сердится на меня из-за Пэтти.
Я написал ответ.
"Ваш смиренный и послушный слуга сожалеет, что на прошлой неделе он не смог выполнить свой долг и сообщить вам о состоянии дел.
Имеется еще много неясностей, но почти наверняка известно следующее: ни одной из одиннадцати лошадей допинг впредь даваться не будет, а очередным победителем должна стать лошадь по кличке Шестиствольный. В настоящее время она принадлежит мистеру Хенри Уоддингтону из Льюиса, графство Суссекс.
Буду весьма признателен, если получу ответы на следующие вопросы:
1. Является ли завернутый в бумажку порошок растворимым люминалом?
2. Что известно об экстерьере скаковых лошадей Чин-Чин, Кандерстег и Метеорит?"
После почты мы с Джерри до отвала наелись в кафе. Я провел у Хамбера уже месяц и десять дней и за это время изрядно сбавил в весе.
Как следует набив желудок, я поднялся, зашел в магазин и купил там подробную карту окрестностей и два компаса.
Проходили дни. Снотворное, подмешиваемое в воду, действовало удовлетворительно, я ухаживал за Мики и чистил его денник без особых трудностей. Касс снял повязку со второй ноги Мики — следов красной пасты там тоже не было. Но раны постепенно заживали.
Во вторник Хамбер бесцеремонно шмякнул Чарли по плечу своей палкой, и секунду я даже думал, что Чарли даст ему сдачи. Но под холодным взглядом Хамбера он сдержался, а на следующее утро получил еще более жестокий удар по тому же месту. Вечером его койка освободилась. За полтора месяца, что я провел здесь, он был уже четвертым, и от первоначальной шестерки моих коллег остались только Берт и Джерри. Приближалось время, когда первым в очереди за порцией «деревянной каши» буду стоять я.
В четверг во время вечернего обхода вместе с Хамбером появился Эдамс. Они остановились возле денника Мики, но внутрь заходить не стали, а просто заглянули через полуоткрытую дверь.
— Не входи туда, Поль, — предупредил Хамбер. — Он может выкинуть какой-нибудь номер. Даже снотворное не помогает.
Эдамс посмотрел на меня. Я стоял рядом с Мики.
— А что здесь делает цыган? Ведь за этой лошадью ходил придурок! — Голос был сердитый и встревоженный.
Хамбер объяснил ему, что велел нам поменяться, потому что лошадь укусила Джерри. Эдамс продолжал хмуриться, но, видимо, решил высказать свое мнение, когда они останутся наедине.
— Как зовут цыгана? — спросил он.
— Рок, — ответил Хамбер.
— Ну-ка, Рок, выйди сюда.
— Поль, не забудь, что у нас и так одного конюха не хватает, — озабоченно напомнил Хамбер.
Эти слова мало меня успокоили. Не спуская глаз с Мики, я подошел к двери, выбрался наружу и тут же остановился, наклонив голову и опустив к земле плечи.
— Рок, — начал Эдамс сладким голосом, — на что ты тратишь свою получку?
— Выплачиваю рассрочку за мотоцикл, сэр.
— Рассрочку? Понятно. И сколько раз тебе еще осталось платить?
— Ну... раз пятнадцать, сэр.
— А если перестанешь платить, у тебя отберут мотоцикл?
— Да, сэр, могут отобрать.
— Значит, мистер Хамбер напрасно беспокоится, что ты можешь уйти от него?
Медленно, неохотно, но, между прочим, вполне честно я ответил:
— Напрасно, сэр.
— Отлично, — резюмировал Эдамс. — Значит, с этим вопросом все ясно. А теперь скажи, откуда у тебя хватает смелости ухаживать за нервной, полубезумной лошадью?
— Ей же дают успокоительное, сэр.
Мы оба хорошо знаем, Рок, что если лошади дают успокоительное, то это еще ни о чем не говорит. Она все равно может быть очень опасной.
Я молчал. Если когда мне и требовалась подсказка свыше, так именно сейчас. Ну, где же она?
— Похоже, Рок, — мягко заговорил Эдамс, — ты не такой уж размазня, каким хочешь казаться. Похоже, на самом деле ты крепкий орешек, а. Рок?
— Нет, сэр, — беспомощно пролепетал я.
— Сейчас мы это проверим.
Он протянул руку в сторону Хамбера, и тот дал ему свою палку. Эдамс чуть отвел руку назад и очень ощутимо хрястнул меня по бедру.
Надо остановить его, иначе я вылечу из конюшни раньше срока. Надо продолжать играть в слабака — по-другому нельзя. Я вскрикнул и, словно обмякший, съехал вдоль стены на землю.
— Не бейте меня, сэр, не бейте! — закричал я. — Я принимаю таблетки. Я до смерти испугался Мики и в субботу спросил аптекаря в Поссете, нет ли у него каких-нибудь таблеток, чтобы стать храбрее, он сказал — есть, и я их теперь принимаю каждый день.
— Какие таблетки?! — воскликнул пораженный Эдамс.
— Транквил... не помню точно. Он сказал, но я не запомнил.
— Транквилизаторы?
— Вот-вот, точно, транквилизаторы. Только не бейте меня, сэр, правда, не бейте. Просто я до смерти испугался Мики, вот и все. Не бейте меня, сэр, не надо.
— Вот это номер! — Эдамс засмеялся. — Вот это номер! Надо же до такого додуматься. — Он вернул палку Хамберу, и они пошли дальше, к следующему деннику.
Я медленно поднялся и стряхнул со штанов грязь. Пропади все пропадом! Сколько еще я буду сносить унижения? Но сейчас другого выхода не было. Эх, гордость моя, почему так тяжело на душе, когда тебя топчут?..
Итак, теперь ясно, что продержаться я могу только на игре в слабость. У Эдамса был свой пунктик: если он встречал сильного духом человека, то считал делом чести подмять его, доказать, что он, Эдамс, сильнее. Хамбер ему подчинялся. Касс вообще ходил перед ними на цыпочках, к тому же они были его союзниками. И если я стану хоть как-то проявлять характер, что это даст? Ничего, разве что нахватаю синяков. А потом он спросит себя: что этот парень не проваливает? Может, ему нравится, когда я бью его палкой? В мою басню с рассрочкой он долго верить не будет. Котелок у него варит быстро. Начнет задумываться, кто я такой, и сразу вспомнит — я пришел из конюшни Октобера. А Октобер — это стюард, стало быть, его первый враг. Тут он вспомнит Томми Стэплтона. Человеку, когда над ним нависает угроза, свойственно обостренное чувство опасности, и Эдамс сразу насторожится. Он может поехать в Поссет на почту и в одну минуту проверить, что никаких денег я никуда не посылал, а аптекарь скажет ему, что слышит обо мне впервые в жизни. Для Эдамса страшна сама мысль о том, что я могу оказаться последователем Стэплтона. И уж как минимум, если он меня в чем-то заподозрит, на расследовании можно будет ставить крест.