— Я многое узнал о вас, — медленно произнес он. — Вчера, возвращаясь от вас, я вдруг подумал: как жаль, что вы не Артур Симмонс. Вы бы прекрасно подошли для этой работы. Вчера вы выглядели... извините меня... как раз то, что нам надо. — В голосе послышались виноватые нотки.
— А сейчас нет?
— Вы сами знаете, что нет. Вы, наверное, специально и переоделись. Не сомневаюсь, что если бы предстали передо мной в таком виде вчера, мне бы и в голову не пришло предложить вам что-нибудь подобное. Но когда вы шли через загон полуголый, в драных джинсах, похожий на цыгана, я действительно принял вас за наемного работника... Ради бога, извините.
Я чуть усмехнулся.
— Такое случается часто, я не обращаю на это внимания.
— Внешне вас не отличишь от настоящего конюха, да и акцента почти никакого. Вы бы нам подошли по всем статьям. О такой удачной кандидатуре я и не мечтал.
— В смысле физических данных, — сухо заметил я.
— Во всех смыслах. Я ведь сказал, что многое узнал о вас. Вчера по дороге в Перлуму я решил... навести о вас справки, если можно так выразиться, узнать, что вы в действительности за человек... выяснить, не может ли вас хоть как-то заинтересовать предлагаемая нами работа. — Он немного выпил и выжидательно смолк.
— Мне это совершенно ни к чему, — сказал я. — Работы у меня и здесь хватает. — Это еще слабо сказано — работы хватало с головой.
— Двадцать тысяч фунтов вас бы устроили? — спросил он словно между делом.
Кратким ответом на этот вопрос было бы «да». Вместо этого я, секунду помедлив, спросил:
— Австралийских или английских?
Уголки его рта чуть опустились, глаза сузились. Мой вопрос показался ему забавным.
— Английских, разумеется, — не без иронии ответил он.
Я молчал. Просто смотрел на него. Словно прочитав мои мысли, он опустился в кресло, удобно скрестил ноги и сказал:
— Хотите расскажу, как вы распорядитесь этой суммой? Вы заплатите за учебу в медицинском колледже, о котором мечтает ваша сестра Белинда. Ваша младшая сестричка Хелен хочет пойти учиться в школу живописи — вы дадите ей эту возможность. Вы отложите деньги для того, чтобы ваш тринадцатилетний брат смог стать адвокатом, — если он, когда повзрослеет, не раздумает. Вы сможете взять еще нескольких работников, иначе заботы о том, как прокормить, одеть и выучить брата и сестер, быстро доведут вас до могилы.
Наверное, можно было бы не удивляться, что он все разнюхал основательно, но зачем совать нос в мои личные дела? Я разозлился.
— Я тоже должен дать образование двум дочерям и сыну, — продолжал он, — поэтому знаю, во что это обходится. Моя старшая дочь уже в университете, а близнецы — мальчик и девочка — совсем недавно окончили школу.
Я продолжал молчать, и он заговорил снова.
— Вы родились в Англии, но еще ребенком попали в Австралию. Ваш отец Хауэрд Рок был адвокатом, хорошим адвокатом. Когда вам было восемнадцать лет, ваши родители погибли в океанской катастрофе. На ваши плечи легли заботы о себе, сестрах и брате, и вы стали зарабатывать на жизнь разведением и продажей лошадей. Я знаю, что вы собирались пойти по стопам отца, но деньги, отложенные родителями на вашу учебу, вы пустили на создание собственного дела. Можно сказать, вы преуспеваете. Лошади, которых вы продаете, пользуются репутацией дисциплинированных и хорошо обученных животных. К своей работе вы относитесь серьезно и в своей среде пользуетесь уважением.
Он с улыбкой взглянул на меня. Я стоял не шевелясь. Кажется, это было еще не все.
— Директор вашей бывшей школы в Джилонге, — продолжал он, — говорит, что у вас хорошая голова и вы способны на большее. Директор вашего банка говорит, что вы почти ничего не тратите на себя. Ваш доктор говорит, что вы не были в отпуске вот уже девять лет, если не считать месяца, который пролежали в больнице со сломанной ногой. Ваш пастор говорит, что вы никогда не ходите в церковь, и это его очень печалит. — Он неторопливо отпил из стакана.
Похоже, перед графами, если им что-нибудь нужно, открываются все двери.
— И наконец, — добавил он с легкой ухмылкой, — бармен из «Золотой долины» в Перлуме говорит, что не побоялся бы оставить вас со своей сестрой, хоть вы и красавчик.
— И какие вы сделали выводы? — спросил я, уже вполне успокоившись и держа себя в руках.
— Что вы зануда, работяга и педант, — с удовольствием выложил он.
Я с облегчением рассмеялся и сел в кресло.
— Вы совершенно правы, — согласился я.
— С другой стороны, все говорят, что если вы беретесь за что-то, то обязательно доводите дело до конца, что вам нипочем тяжелая физическая работа. А о лошадях вы знаете столько, что вполне можете работать конюхом с завязанными глазами и стоя на голове.
— Весь ваш план никуда не годится, — со вздохом произнес я. — С этой работой не справлюсь ни я, ни Артур Симмонс, вообще никто. Она просто невыполнима. Сколько в Англии скаковых конюшен? Сотни! Вы можете жить в них месяцы и ни о чем не слышать, хоть махинации вокруг вас будут идти полным ходом.
— Не думаю. — Он покачал головой. — Бесчестных конюхов у нас на диво мало, гораздо меньше, чем кажется вам, да и многим другим. И если пройдет слух, что какой-то конюх падок на даровые деньги, к нему потянутся мошенники всех сортов, как к неохраняемой золотой жиле. Нашему человеку потребуется сделать одно: намекнуть, что с ним можно иметь дело. Его завалят предложениями, можно не сомневаться.
— Но теми ли, которые вам нужны? Не уверен.
— Во всяком случае, мне кажется, этим путем можно докопаться до истины. Честно говоря, положение таково, что мы готовы ухватиться, за любую возможность. Мы уже все испробовали. Безрезультатно. Хотя всех, кто имел какое-либо отношение к «порченым» лошадям, подвергали тщательным допросам. Полиция заявила, что помочь ничем не может. Раз мы не знаем, какой именно допинг применяется, мы не можем дать полиции никаких сведений. Мы наняли фирму частных агентов, но и они ничего не добились. Прямые действия не дали результатов, косвенные — того хуже. Я готов поспорить на двадцать тысяч фунтов, что вам удастся добиться большего. Итак, согласны?